Статьи
Два гениальных приквела к «ГАМЛЕТУ»: Часть II.
Джон АПДАЙК. «Гертруда и Клавдий»
Читателю Апдайка дарована возможность сперва с упоением погрузиться в мир «догамлетовской» поры, где юная Гертруда только-только принимает сватовство отважного юта, который молод, полон сил и ещё совсем не похож на тень, Полоний – отец двух малышей, а «беспутный и, возможно, помешанный» шут Йорик отчебучивает свои номера, которые вскоре будут так веселить пока еще не рожденного младенца Гамлета. А затем вместе с героями пройти весь их путь до описанных Шекспиром событий.
Джон Апдайк прославился, в частности, написанной в молодые годы трилогией о Кролике (за которую получил две Пулицеровские премии) и романом «Кентавр» – все эти книги о людях, полных внутреннего протеста, которым с таким трудом дается протест внешний, так близки духу юного Гамлета. Но в возрасте под 70 один из прекраснейших американских авторов решил защитить старшее поколение действующих лиц шекспировской трагедии и с присущей ему гениальной способностью вдыхать жизнь в персонажей практически до степени осязаемости взялся реабилитировать преступную королевскую чету.
Оживленные его усилиями, они вызывают сочувствие: не может не возникнуть эмпатия, когда ты ведаешь обо всех страхах, тревогах и обидах героев, знаешь, какие запахи они ощущают, какие сны видят, как зябнут в Эльсиноре с обледенелой соломой на полу и подставляют щеки солнечным зайчикам, проникнувшим в окно, подмечаешь вслед за автором все их прожилки и ужимки, а главное – понимаешь не только оттенки их чувств, но и мотивы поступков.
К делу Апдайк подошел со всей скрупулезностью, как настоящий археолог от литературы: наличие древней легенды, нескольких версий этой истории, называемых «Ур-Гамлет» (т.е. «пред-Гамлет») и нескольких редакций шекспировской пьесы (плохое кварто, первое фолио и т.д.), Апдайк обыграл в различных частях романа. В первой – которая у Апдайка воистину пред-Гамлет, т.к. в начале романа герой и не родился ещё – используются имена героев из «Истории датчан» Саксона Грамматика (конец XII века, впервые напечатана в Париже в 1514 году): Амлет (Гамлет), Герута (Гертруда), Горвендил (Гамлет-старший, будущий отец-призрак), Фенг (Клавдий), Корамбус (Полоний; имя Корамбус, поясняет автор в предисловии, встречается в Первом кварто, 1603 г., и обретает форму Корамбис в «Наказанном братоубийстве, или Гамлет, принц датский», впервые напечатанном в 1781 году с утерянной рукописи, датированной 1701 годом).
Во второй части имена взяты из пятого тома «Трагических историй» Франсуа Бельфоре (вольное переложение вышеупомянутой истории, опубликовано в Париже в 1576 году) – Хамблет, Геруте, Горвендил, Фенгон, Корамбис; отец Гертруды Рерик стал Родериком. Третья часть, действие в которой начинается за считанные недели до событий первоисточника и заканчивается тем днем, с которого начал Шекспир, содержит имена в варианте, который более известен современному читателю.
Эти метаморфозы имен подчеркивают, что герои взрослеют и стареют по ходу романа подобно тому, как древняя легенда с XII века к Елизаветинской эпохе успела подрасти, обрасти новыми поворотами и подрастерять былые подробности. Медноволосой принцессе Геруте в начале повествования – 16 лет (она младше, чем будет её сын в начале Шекспировской трагедии) и 47 – погрузневшей королеве Гертруде в конце.
Если попросить кого-то назвать главного злодея в трагедии Шекспира, ответов может быть множество: от банального «Клавдий» до «нерешительность Гамлета... сомнения... обстоятельства… придворная среда, дух которой чужд тонко чувствующей натуре принца» и т.д. Основной антагонист, проходящий сквозь череду романов Апдайка – это рутина. Обыденность, одинаково серые дни, потеря любви, взаимоуважения и сексуального притяжения в браке, ощущение, что жизнь проходит мимо, и следует немедленно шагнуть за порог и бежать, не оглядываясь, за своей фортуной, да вот как-то неловко на это решиться – это очень по-апдайковски.
Писатель женился рано, еще студентом Гарварда, в 21 год. И, успев стать отцом четверых детей, развелся после 21 года брака – половины жизни. Затем женился вновь, на женщине с тремя детьми, познав, что такое любовь отложенная, выстраданная, ищущая оправданий в долгом от нее отречении. И прозябание Гертруды, год за годом томящейся, увядающей в Эльсиноре, в конце концов решившейся на измену – перемену ради права быть любимой, но так и не обретшей счастья и покоя, под его пером становится не меньшей трагедией, чем восемь трупов и один призрак у Шекспира.
Шекспир обходит тему адюльтера: из реплик персонажей можно заключить, что Гертруда уступила притязаниям Клавдия уже после смерти её мужа, хотя ранние легенды приписывают ей большее коварство: дескать, сошлась с деверем и не просто была в курсе убийства мужа, а еще сама же и подстрекала любовника к свершению злодеяния. У Апдайка эта пара – отнюдь не агнцы, но и не злодеи, скорее жертвы обстоятельств.
Семнадцатилетняя Герута/Гертруда вышла замуж по настоянию отца («Дания стала провинцией её тела») и даже внушила себе любовь к рослому, грубоватому, закаленному в боях завоевателю (хотя ей и был с самого начала более симпатичен его более утонченный младший брат). Что ж – «поток женской любви, раз хлынувший, может быть запружен, но лишь ценой великой боли».
Королева начала копить обиды с первой же брачной ночи (когда обворожительная невеста, переполненная осознанием момента и зарождающейся страстью, готовилась принести себя на алтарь супружества, но обнаружила мужа храпящим после обильных возлияний на пиру), хоть новобрачный и компенсировал позже свою промашку сполна.
С самого начала она ощущала себя разменной пешкой в государственных делах (её отец – король Рерик/Родерик жаждал, чтобы Горвендил/Гамлет-старший стал преемником Датского престола, и тот не возражал), а не желанной возлюбленной, и мужнины объятия ощущала как обезличенное проявление жизненной энергии здорового тридцатилетнего воина.
К её же собственным тридцати годам подозрения переросли в уверенность: «...Не я его выбрала. Да и он выбрал меня только как часть своей личной политики. Он лелеет меня, но лишь как одну из своих многочисленных государственных обязанностей». Если добавить, что король много времени проводил в военных походах, с единственным сыном – подрастающим Гамлетом – у владычицы-узницы замка так и не возникло взаимного понимания (он избегал матери, предпочитая коротать время в обществе отца), родители умерли, не оставив ей братьев и сестер, а остальные не были равны ей по положению, несложно представить, в каком одиночестве протекали дни королевы, хоть и окруженной двором, но лишенной доброго собеседника.
«Ее жизнь, какой она представлялась [её] внутреннему глазу, была каменным коридором с большим числом окон, но без единой двери, позволяющей выйти наружу. Горвендил и Амлет были двойниками – владельцами и стражами туннеля, а его концом в тяжелых засовах была смерть».
В качестве иллюстрации для обложки ряда российских изданий этой книги была выбрана (и весьма удачно) картина Джона Эверетта Милле «Марианна» (1851). На ней предстает во всей своей начинающей увядать красе другая Шекспировская героиня – персонаж пьесы «Мера за меру» (жених которой отказался от свадьбы из-за того, что она лишилась приданого). И вот женщина потягивается в отблесках уходящего солнца, тщетно пытаясь разогнуть спину, согнутую ощущением отсутствующего счастья, привыкшая к разочарованию, скорее уже физически, чем морально изнуренная утратой надежды на лучшую участь, но многим видится и томность неутоленного желания в этом изгибе – такой предстает у Милле Марианна, а у Апдайка – Гертруда в «солярии с еловым полом, который когда-то был опочивальней Рерика, но который она сделала своим личным убежищем, где читала рыцарские романы, вышивала и смотрела через трехарочное окно».
И какой же отдушиной для Геруты/Гертруды был приезд в Эльсинор Фенгона/Клавдия, проведшего годы в странствиях, с его бесчисленными рассказами о дальних удивительных землях, нездешней философией и готовностью в свою очередь обратиться в слух: «Она не привыкла, что может разговаривать с мужчиной, который готов ее слушать. Горвендил и Амлет уходили от нее на середине фразы, чтобы обменяться своими мужскими фактами и договориться о чем-то своем». И все же долгие годы и Гертруда, и её обожатель гнали запретные мысли прочь…
Фенг/Фенгон/Клавдий выписан с меньшим тщанием – чувствуется, что он не в той степени занимал автора, как женский персонаж. Обозначены его библейская, Каинова зависть и детские счета к брату, которого он звал Молотом («Тупой, но бьет тебя точно по голове, как по шляпке гвоздя»), искренность чувств к Гертруде и те перемены, которые сотворило с ним восшествие на престол и приведшее к тому зловещее преступление.
Что же до Гамлета – ему в романе отведено места не больше, чем в вашем представлении – сыну не слишком многословной коллеги: порой она сетует на его характер, делится событиями его жизни и своими тревогами, но недостаточно, чтобы вы яснее представили себе его портрет. Он никогда не появляется лично, и нет возможности понять, насколько его мать объективна в своих суждениях о нём.
Титульный герой у Шекспира, у Апдайка принц Датский не удостоился ни единой реплики прямой речи или строчки авторских размышлений. Гертруда, его отец, дядя, Офелия, Полоний говорят или думают о мальчике (который и в тридцать лет остается для них ребенком – так Апдайк объясняет известный парадокс, связанный с возрастом героя) – только так Гамлет и введен в роман, не считая единственной – довольно сжато изложенной – сцены, которая в романе пересекается с пьесой.
Мать, винящая себя за недостаток любви к единственному отпрыску, корит его за ответную холодность, считая жестокосердным и эгоистичным. «Изъяны, пугающие тебя, я объяснил бы склонностью к актерскому ремеслу», – утешает её Корамбус/Полоний.– «Ему необходимо испробовать много разных личин, стремительно сменяя их одну за другой. Быть искренним, затем неискренним, затем искренним в своей неискренности – такие перемены его завораживают».
Довольно безжалостным предстает принц в древней трактовке сюжета об Амлете, в которой не было и намека на того располагающего к себе рефлексирующего интеллектуала, каким он сделался под пером Барда. С другой стороны – автор признается, что на подобные выводы его вдохновила книга Г. Уилсона Найта «Колесо огня – истолкования шекспировской трагедии» (1930), утверждающая: «Если не считать сокрытия убийства, Клавдий кажется хорошим королем, Гертруда – благородная королева, Офелия – клад нежной прелести, Полоний – занудный, но вовсе не плохой советник, Лаэрт – типичный юноша. Гамлет их всех обрекает на смерть».
Гертруда у Апдайка то уличает, то оправдывает сына. Тем же самым занимаются зрители и критики пьесы. Но эта книга – не о нём. Она о любви как даре и проклятии. О чувстве вины, когда, совершая выбор между «я» и «кто-то другой», выбирают «я», и обиды – при ином выборе.
Джон Апдайк считал тремя величайшими таинствами секс, искусство и религию. В романе добросовестно перебирают копытами все его любимые коньки.
Ах да, ещё птицы… Они порхают со страницы на страницу, вплетая свой щебет в рассказ. Но о чём они поют – я предоставлю подумать другим читателям этого изумительного романа, который подарил нам редкий взгляд на «Гамлета» из Зазеркалья.
Катерина Малинина
Эта статья написана специально для коллективного блога "Exit, Pursued By A Bear" ("Уходит, преследуемый медведем"), который посвящен Великому Барду, Королевской шекспировской труппе и современной британской драме.
О другой предыстории к «Гамлету» – пьесе и фильме Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» – читайте в первой части обзора >>
(Картинки кликабельны)